Джинн отправляется в путьиз новой книги «Доктор Мозг: психология психологов»
фрагмент главы «Химия души»
…Я слышу то, что обоняю. Я мыслю то, что вижу. Я взбираюсь по музыкальным аккордам. Я впитываю орнамент...
~~~
...Я понял истинное значение любви... Бог есть любовь, и любовь есть Бог...
~~~
…Представ перед троном, выглядевшим как в судный день, я впал в паническое состояние. Внезапно почувствовал, что попал в область дивной красоты и высоких, сокровенных, великих смыслов… Описать словами это нельзя, как нельзя объяснить глухому от рождения, чем отличается звон церковных колоколов от комариного писка..
~~~
…Я распадаюсь по швам. Я раскрываюсь, как красивый желтый-желтый апельсин! Какая радость! Я никогда не испытывал подобного экстаза! Наконец я вышел из своей желтой-желтой апельсиновой корки…Свободен! Свободен!...
~~~
…Все разваливается на куски. Я разваливаюсь. Сейчас случится что-то ужасное. Черное. Черное... Моя голова разваливается на куски. Это ад. Я в аду. Возьмите меня отсюда! Возьмите!..
Это записи впечатлений нескольких здоровых людей, впервые познакомившихся с синтетическим психотомиметиком – ЛСД (диэтиламид лизергиновой кислоты).
Химическое семейство индолов. Похож по строению на внутримозговой нейромедиатор серотонин – ничего сверхъестественного. И однако, по словам одного из испытавших, «ЛСД так же относится к другим веществам, влияющим на мозг, как атомная бомба к древнему тарану... Он выглядит по сравнению с ними как Эверест в сравнении с песчаным холмом».
ЛСД сотворил в своей лаборатории Хофманн, уже знаменитый раскрытием тайны мексиканских волшебных грибов.
Джинн, выскочивший из пробирки, как водится, в первую очередь напал на своего освободителя.
В течение нескольких часов он убедительно демонстрировал Хофманну его, Хофманна, труп из пространства, где в это время витал другой Хофманн, живой. Затем удалился, оставив после себя ненадолго лишь звуки, которые можно было увидеть, и отправился гулять по всему миру.
Английский психолог Гарри Ашер был одним из первых, кого побудило принять ЛСД здоровое любопытство к нездоровым явлениям психики. Вот как он описал свой опыт.
Я уселся в кресло, и мне дали мензурку с жидкостью, в которой была одна тридцатимиллионная грамма ЛСД. Спустя полчаса препарат должен был начать действовать.
Прошло 30 минут. Врач спросил меня, чувствую ли я что-нибудь.
– К сожалению, ничего, – отвечал я. – Ужасно меня тошнит, но это, видимо, ничего не значит.
Тошнота – первое проявление действия ЛСД, об этом меня предупредили заранее.
– Может быть, мы отправимся погулять по парку, – предложил я через несколько минут. – Времени у нас много, и делать нечего.
Лишь потом, когда я стал анализировать свои ощущения, я сообразил, что не выношу прогулок, и в предложении прогуляться уже сказалось действие препарата.
– Нет ли у вас каких-нибудь необычных зрительных ощущений? – спросил доктор.
Я выглянул в окно.
– Ничего особенного. Правда, вон у той фабричной трубы посредине вижу что-то вроде солнечного зайчика, словно я смотрю на нее сквозь призму, но это неважно, – отвечал я.
Сейчас я чувствовал себя превосходно, был на подъеме, полон энергии, все было нипочем, хотелось смеяться, и я смеялся так неудержимо, что у меня начали болеть мышцы шеи и груди.
Потом появились нелады со зрением, начало искажаться пространство, менять свою глубину. Позабавил вид одного из ассистентов, который носил очки, – они казались мне выдвинутыми далеко вперед, а лицо, наоборот, – отодвинутым назад.
– Вы понятия не имеете, как смешно выглядите, – сообщил я ему, давясь от смеха.
Внезапно хорошее настроение исчезло. Усилилась тошнота, зрительные нарушения стали мучительными.
Казалось, что ноги мои очень маленькие и находятся страшно далеко, словно бы я смотрел на них в перевернутый бинокль, но тут же они вдруг оказывались где-то под самой шеей и выглядели огромными. Ходьба в таких условиях была трудным искусством, к тому же у меня были сложности с сохранением равновесия, поскольку изменения в размерах ног и их расстояний от меня происходили все быстрее и быстрее.
Я направился по коридору в туалет. Путешествие оказалось долгим. Длина коридора менялась несколько раз в минуту. Расстояние до моих подошв тоже. Менялись и мои собственные размеры: я весь то растягивался, то сокращался, как гармошка, туда-сюда, но все-таки продвигался вперед.
Когда я вернулся в лабораторию, меня подвергли новому эксперименту: усадили в кресло, а напротив установили источник света, который с помощью механического устройства можно было зажигать и гасить через любые интервалы времени. Лампа эта мигала довольно быстро, что было довольно-таки неприятно. Меня спрашивали, что я вижу. Я видел разные вещи, но больше всего меня поразила белозубая улыбка в самом центре лампы. Выглядывал оттуда и чей-то глаз...
Мне велели лечь и закрыть глаза, а симпатичная медсестра начала светить мигающей лампой на мои прикрытые веки. Когда вспышки дошли до скорости 23 в минуту, появились приятные галлюцинации. Я находился на пляже, рядом были три милые, почти голые девушки, мы веселились... Когда я вернулся к действительности (это случилось лишь после того, как погасили свет), то был удивлен, что рядом сидит только одна девушка, одетая, да притом медсестра.
Потом меня положили на кушетку в камеру электроэнцефалографии. Молодой ассистент прикрепил электроды к моей голове.
– Пожалуйста, не вертитесь так, – попросил он меня.
– Да ведь я лежу, как колода, – обиделся я. – Чуть-чуть плаваю в воздухе, но очень спокойно, вам это не должно мешать.
Оказывается, я немилосердно вертелся. Потом начал без отдыха болтать. Сознавал это, но не мог остановиться.
После снятия ЭЭГ меня вывели в коридор, и я сразу же обнаружил, что состою из двоих людей. Один находился примерно там же, где и мое обычное «я», где-то в середине меня, а другой слева. Мы могли общаться друг с другом с помощью передачи мыслей. Тот, что посередке, был прекрасным человеком: сильным, решительным, благородным. Второй, левый, был гнусным типом.
«Может быть, выскочишь в окно?» – предложил он мне.
Мысль показалась мне стоящей, и я как раз собирался ее осуществить, когда мое лучшее «я» вмешалось и ответило: «Не выдумывай. Не будь таким идиотом».
– Прошу отвезти меня домой, – потребовал я вдруг от экспериментаторов. Молодая женщина-врач согласилась отвезти меня на своей машине. Я никому не сказал, что нас двое. Женщина попросила меня помочь ей – показывать дорогу, куда ехать. Как потом оказалось, мы ехали по моим указаниям невероятно странным путем, хотя дорогу я знал как свои пять пальцев. Ехали очень долго, но мне было все равно.
Наступала следующая фаза действия ЛСД – фаза апатии.
Дома нас встретили моя жена и дети. Врач предупредила жену, что некоторое время я буду невыносим. Я и сам это чувствовал.
– Пойду прогуляюсь, – сказал я жене. – Держи детей от меня подальше...
У меня было неодолимое желание обижать детей, наказывать ни за что, просто из удовольствия, но об этом я жене не сказал.
– А можно отпускать тебя одного? – обеспокоенно спросила она меня.
– Можно, можно. На другую сторону улицы я не пойду, чтобы не сбила машина… Я буду обходить наш квартал по кругу, и ты время от времени будешь меня видеть.
Я отправился в путь. Эффект гармошки все еще сказывался, на мне будто кто-то играл, но мышцы работали нормально. Я ходил и ходил, надеясь, что прогулка ускорит мое возвращение к нормальному состоянию, и беспрестанно говорил вслух сам с собой о какой-то ерунде.
Через некоторое время жена вышла за мной и отвела домой. Попросила, чтобы я сел у кроватки младшего сына и почитал ему книжку. Я согласился. Мне казалось, что я здорово читаю, но на самом деле, как потом рассказала жена, читал медленно, сбивчиво и невнятно.
После того, как ребятишки уснули, мы заперли дом и пошли ужинать к нашим друзьям-соседям.
У меня все еще продолжались галлюцинации, но болтал я, как нанятый, и забавлял всю компанию. За десертом заметил на противоположной стороне улицы, на крыше слабо освещенного дома, маленького человечка.
– Во-о-он там, на крыше – видите? – копошится какой-то гномик, – сообщил я. – Он держит в руке термометр. Мерит температуру дыма в трубе. Слышно даже, как говорит, что температура очень высокая. А еще измеряет массу дыма и горячего воздуха – в общем все, что выходит из трубы. Подсчитывает количество тепла, которое достается небу.
Хозяин слушал очень вежливо и с большим интересом.
Жена отвела меня домой, уложила спать.
На следующее утро вставать не хотелось. Я находился в состоянии апатии. Время от времени плакал, хотя и не чувствовал себя уж очень несчастным… Приходили с визитами коллеги… Все были совершенно зеленые, с ног до головы. Очень хотелось выскочить в окно, но не с целью самоубийства, а ради самого прыжка. Во мне уже не было двух людей. Увы, лучшее мое «я» куда-то исчезло, остался лишь тот гнусный подонок и всячески меня искушал.
Я оставался в постели, и только через две недели почувствовал, что здоров, хотя довольно апатичен и нервен. Уже было решил, что действие ЛСД прошло, как вдруг однажды утром появилось НАСЕКОМОЕ. Оно сидело на краю унитаза, огромное и ужасное, а когда я дунул на него, начало делать странные движения и шипеть. Я был поражен и лишь спустя некоторое время понял, что это кусочек сгоревшей бумаги.
Результаты ЛСД сказывались еще несколько месяцев. Я должен был принимать снотворное, хотя прежде спал, как сурок. Мои нервы были в плачевном состоянии.
Сейчас почти все прошло. Если состояние, в котором я оказался, приняв одну тридцатимиллионную грамма ЛСД, было действительно шизофреническим, то сочувствие мое к людям, страдающим этой болезнью, возросло стократ…
Собеседница Ольга Катенкова – Это и в самом деле было состояние шизофрении?
ВЛ – Конечно же, нет. Хотя в пережитом Гарри Ашером состоянии промелькнуло несколько эпизодов неадекватности с расщеплением «я», эмоциональными перевертышами и нарушениями критического мышления, в целом клиническая картина была ближе к галлюцинозу под воздействием какого-то отравления. Интоксикационный психоз. Пациенты, которым ставят диагноз «шизофрения», ни гномиков на крышах, ни насекомых в унитазах, ни улыбок в лампах не видят; как гармошка не растягиваются, и никто из окружающих зеленым не кажется. Галлюцинации бывают, но иные.
Очень существен предварительный настрой и мотивация. В одной американской лаборатории испытали действие ЛСД на две группы добровольцев, по-разному мотивированных. В первой группе основным мотивом согласия на эксперимент было любопытство…
– Энтузиазм психонавтов?
– Вот-вот, а во второй группе собрали людей, мотивированных денежным вознаграждением за участие в эксперименте.
– И что же?
– Добровольцы первой группы все как один испытали разнообразные, мощные, яркие галлюцинаторно-психотические переживания. А испытуемые второй группы, на той же дозе – слабенькие, бледные, неинтересные. Одно из двух: либо материальная заинтересованность послужила неким психопредохранителем, либо в платной группе оказались ребята самые непробиваемые.
Сколько людей – столько разных реакций на ЛСД: разных, как правило, непродолжительных (на 6 – 12 часов), заплывов в море безумия.
Самая постоянная составляющая такого заплыва – снижение критичности к себе, та или иная степень неадекватности. В лучшем случае прием психотомиметика может быть встряской, равносильной хорошему путешествию. В худшем – привести к психической инвалидности, как это и случалось с некоторыми из психонавтов, принимавших ЛСД неоднократно и в больших дозах.
– Потеря адекватности может случиться и после рюмки водки…
– А может не случиться и после пары бутылок и многих лет затяжной алконавтики. Есть люди, устойчивые к ЛСД – даже большие дозы, близкие к физически опасным, не вызывают у них сколько-нибудь заметных психических сдвигов. Что самое интересное – среди этих ЛСД-устойчивых индивидов оказался повышенным процент тех, кому уже был когда-либо поставлен диагноз «шизофрения».
– Вот как?.. И что же это может означать?
– Что в мозгу душевнобольного хозяйничают собственные психотомиметики, не впускающие пришельцев извне, как ключ, вставленный в замок с внутренней стороны, не впускает ключ с наружной. Замена одного атома в ЛСД бромом превращает мощный психотомиметик в хорошее успокаивающее. Если дать этот препарат перед введением ЛСД, психоза не будет: ключ изнутри вставлен, замок не откроется.
– А у здоровых людей этого внутреннего психозного ключа нет, и поэтому крыша от ЛСД съезжает?
– Да, и в очень разные стороны. Одни обнаруживают у себя невероятную мощь мышления, постигают неземную красоту, открывают запредельные истины; другие раздваиваются, утраиваются, разучетверяются и так далее; третьи круто меняют на противоположное отношение к своим близким…
– Но ведь и безо всякого ЛСД такое может…
– Да, и такое может случиться если не после одной рюмки водки, то после пары запоев…
Продолжение – в новой книге «Доктор Мозг: психология психологов»
|
