Отклик Селены...Сложно говорить о Григории Померанце, невероятно сложно. Его надо читать, слушать, всматриваться в его глаза. (...) Судьба диссидента, похожая на судьбы многих свободомыслящих людей в тоталитарном обществе. Война, лагерь, уничтоженная диссертация, сорвана вторая попытка защиты диссертации, полуподпольные философско-исторические и политэкономические семинары с единомышленниками, лекции и статьи по востоковедению и сравнительной культурологии, самиздат и тамиздат тех работ, которые нельзя было напечатать в Советском Союзе, внимание КГБ, арест архива, послеперестроечный интерес к его философскому мировоззрению, лекции, книги. Правда не было эмиграции ни внешней, ни внутренней… И хотя термин “внутренняя эмиграция” встречается в его работах 60-х годов, он сам внутренние поиски всегда выносил наружу в виде статей, бесед, лекций. Наверное все это и позволяло ему находить слова, образы, метафоры, чтобы говорить о несказанном, непознаваемом, глубинном. Читать далее...
***
... и о его работах говорить тоже невероятно сложно. Хочется цитировать целыми абзацами для иллюстрации собственного миропонимания. Хочется продолжать и развивать его мысли, так легко и органично они вливаются в душу.
Он (...) пытается вытащить человеческую глубину вверх к свету. Эта глубина есть в каждом и она выплескивается наружу почти всегда при сильных потрясениях и страданиях. Но потом опять уходит и закрывается. Его внутренняя глубина не ушла. В документальном фильме, посвященном творческому семейному союзу Померанца и Миркиной, Зинаида Александровна говорит: “Я всегда чувствовала себя виноватой и это было такое естественное чувство. Я душу свою… как бумагу ластиком протирают до дырки, вот так я протерла душу свою чувством вины. И образовалась какая-то дырка, в которую хлынул свет. Это была не я, это был не мой свет. Это был общий всем свет. Только люди его заслоняют, а у меня вдруг дырка оказалась”. И Померанц в одной из своих работ однажды написал: “Бог – это отверстие в пространстве”. Григорий Соломонович всей своей жизнью делал все, чтобы эта дырка, это отверстие не закрывалось.
Он всей своей живой душой чувствует Бога и говорит, говорит, рассказывает об этом живом чувстве, о том, как и почему оно уходит, и о том, где оно остается.
***
Метафизический страх – знакомое чувство детства. Со мной тоже случалось подобное. Буквально именно эти слова: “И вдруг почувствовал всей своей шкурой, как лечу и пропадаю в физической бесконечности космоса”, описывают то давнишнее чувство детства. Мне было меньше, чем Померанцу, лет десять-двенадцать.
Григорий Соломонович сумел над ним взлететь. Он назвал это “полет над страхом”. И этот полет давал ему мужество оставаться самим собой всегда… на войне, в сталинских лагерях, “в сталинском большом оцеплении” (так шутливо Померанц и его друзья называли мнимую свободу обыденной жизни). Оставаться самим собой, летая над метафизическим страхом, непросто. Его обязательно надо понять. И это вечный диалог тебя и Бездны. Наверное, только этот диалог и становится тем самым глубинным опытом полноты жизни. Сначала диалог с собственной бесконечностью, и только затем возможен диалог понимания другого.
“Опыт жизни говорит о том, что если человек не умеет найти полноту жизни в одиночестве, он не найдет этого и в общении с другим человеком”.
***
Он всегда и во всем стремился к диалогу, к подлинному диалогу религий, культур, людей.
“В подлинном диалоге личность не теряет, а лучше осознает себя, собственную глубину, и учится любви к ближнему, учится чувствовать за словами сердце, за буквой дух, учится видеть ближнего не извне, а изнутри, не как чужого, а как родного. Но родного, имеющего свое лицо”.
Эти слова Григория Соломоновича для меня вообще настоящий девиз нашей программы. Только этот диалог и становится прорывом за слова, за букву, за метафору, за символ к несказанному, к невыразимому.
…полнота бытия невозможна без чтения собственной книги Иова, книги собственного страдания…
“В нашу эпоху заново читается книга Иова и заново задаются вопросы Богу: как он это допустил?”
Каждый сам заново должен прочитывать книгу Иова и задавать вопросы Богу и вслушиваться в Его ответы… вслушиваться сердцем, понимать чувством, потому что слов об этом за тысячелетия сказано немало, но каждое время и каждое сердце начинает все сначала. Заново учится читать.
***
Светлая память…
Грустно… но главное не это, главное то, что как-то действительно очень пронзительно понимаешь, что вот такая жизнь, вот такие отношения, вот такие дела, чувства и мысли – это и есть норма. Только это норма, а все остальное отклонения от нее. И время тут ни при чем. Он прожил почти 95 лет,… он с этой страной пережил все ее невзгоды, беды и перемены и только рос душой к небу, третьему небу, небу единства. И дорос до него.
Нет, он не может умереть. То, что он выращивал в себе, нетленно.
Селена, на форуме программы "Серебряные нити"
|
