Канон и непосредственность в дзен-буддизме. Из книги «Выход из транса».Григорий Померанц
избранные цитаты из эссе
Кажется, именно это сочетание видимой анархии поведения и внутренней нормы обеспечило дзен его успех.
Дзен одновременно разрушает мифопоэтические символы и сохраняет их (как намек на тайну, не выразимую никакой рациональной конструкцией); отрицает каноны культуры и создает свой собственный «антиканон», близкий авангардистским течениям XX в. своим пафосом абсолютной свободы и в то же время сохраняющий некоторую внутреннюю каноничность, связь со священным, характерную для главнейших канонических систем. Если бы дзен не было, то (вспоминая афоризм Вольтера) его в середине XX в. следовало бы выдумать.
Культура не поддается простой консервации. Чтобы жить, она должна твориться заново, а творчество невозможно без известной доли непосредственности и «нигилизма», разрушения застывших, омертвевших форм.
Дзен – один из немногих примеров бунта против всех традиций, ставшего традицией, каноном.
Когда рушится набор «шаблонных» (чеканных) общих мест, создающих костяк фольклорного действа, – носитель фольклора теряет свою непосредственность. Он не в состоянии создать новую полноценную программу, новый плач, новый язык. Эта задача, решавшаяся (в рамках фольклора) усилиями многих поколений, под силу только исключительно одаренным одиночкам.
Трагедия культуры заключается, однако, в том, что ни один канон не вечен. Исторические сдвиги, подобно землетрясениям, заваливают ходы внутрь. Остаются только внешние загородки, и эти загородки сразу же хочется сломать, выйти на простор, попытаться копать на свой страх и риск в другом месте. Штамп не может стать каноном, но канон может стать штампом. Существует своего рода энтропия культуры; и если торжество штампа неполно, то только за счет спонтанного творчества, за счет возникновения новых канонических форм из непосредственного переживания целостности жизни.
Мистический нигилизм буддийского отшельника сливается в раннем дзен со стихийной «памятью культуры» (фольклорной и даоcкой). Эти элементы устойчивой традиции, традиции смеющихся богов народных культов, в дальнейшем развитии дзен только осознавались, записывались, приводились в порядок. Но они были налицо с самого начала.
Производственным секретом дзен становится психический шок, буквально выбивающий человека из привычного круга здравого смысла и вынуждающий его (с риском раскола сознания, безумия и смерти) выработать новое, более глубокое мироощущение, способное выдержать любые удары. Эта психотехника (приемы которой довольно стабильно передавались из поколения в поколение примерно тысячу лет) в чем-то возвращается к культуре примитива, к обрядам инициации (10).
Коан – дзенский аналог или эквивалент мифа. И так же как миф, это не простая словесность, не сказка, а нечто органически связанное с обрядом, строго зафиксированный символ вечной истины, переживаемый (как при инициации) «до полной гибели всерьез».
Что же может внести дзен в это новое целое? Вероятнее всего – акцент на каноне творческого состояния. Примесь дзен может усилить местные традиции, действующие в том же направлении: начинать с переживания бытия как единства и с чистого, ни к чему не привязанного творческого импульса, вытекающего из горения сердца, как сотворение мира – из характера библейского Бога. Применительно к искусству это значит, что художник (по крайней мере, в момент творчества) должен быть внутренне, психологически каноничным, соответствовать некоему канону творческого состояния. Остальное же к этому приложится.
к полному тексту статьи "Канон и непосредственность в дзэн-буддизме. Из книги "Выход из транса" "
Поделиться
|
