дом леви
кабинет бзикиатрии
кафедра зависимологии
гостиный твор
дело в шляпе
гипнотарий
гостиная
форум
ВОТ
Главная площадь Levi Street
twitter ЖЖ ВКонтакте Facebook Мой Мир
КниГид
парк влюбленных
художественная галерея
академия фортунологии
детский дворик
рассылочная
смехотарий
избранное
почта
о книгах

объявления

об улице

Levi Street / Гостиный Твор / Гости / Зинаида Миркина / Легконожка

 

Легконожка


Было это на берегу моря. Это был город, в котором жило море. Оно дышало и разговаривало. И если очень захотеть, всегда можно было заставить город помолчать, сесть, поджав под себя ноги или обхватив коленки руками, и слушать, что говорило море. Долго? Море большое, и ему очень много надо сказать, поэтому слушать можно было очень долго. И смотреть, хотя ничего на море не было – одно только море. А разве нужно что-то еще?
      Ей казалось, что больше ничего не нужно. Она была девочка, выросшая на море, и очень счастливая оттого, что она никогда не расставалась с морем, просто оттого, что солнце встает очень рано, а спускается в море очень медленно и по дороге разливает столько разноцветных огней, что можно весь день следить за ними. И вообще, когда море рядом, такое огромное, то счастье ровно такого размера, и только непонятно, как оно умещается в груди.
      Как ее звали? В городе ее называли Легконожкой. Она очень подолгу неподвижно сидела у моря, но когда потом поднималась, то и вправду казалось, что кто-то приделал крылышки к ее ногам, так быстро и легко они порхали. Сидит-сидит, кажется, все дела оставила, и вдруг в какой-то миг они у нее как-то сами собой все сделались, и опять сидит она на берегу моря, точно ей ничего не нужно и никаких дел никогда не бывало.
      Где бы она ни появлялась в городе, сразу все становилось легко и просто, и всем начинало казаться, что все трудное это выдумка какая-то. Даже неловко становилось. Ну что трудного было в их жизни? А когда Легконожка убегала, опять в души людей натекала тяжесть, руки и ноги поднимались с трудом, в голосах накапливалось раздражение... Прибежит она – и снова не бывало всего этого.
      Такая это была девочка. В общем-то, самая обыкновенная девочка. Она, конечно, знала сказки про принцесс и знала, что уж это-то совершенно необыкновенные существа. А она была только обыкновенная девочка, у которой, как водится, и платья-то настоящего не было... А хорошо бы платье, такое же красивое, как море вечером или ранним утром, или как небо над морем. Вот из этого всего – платье. Но вот это-то и бывает только у самых настоящих принцесс, и хорошо, что никто не знает, что иногда она об этом думает. Впрочем, не так уж много.
      А в их городе жил настоящий принц. В настоящем дворце. Легконожка иногда заглядывалась на этот дворец и думала, что вот там-то люди ходят в переливчатых воздушных платьях, с драгоценными камнями, как маленькие моря, и все люди там такие же прекрасные, как море. Что поделать, так она думала. Она думала, что попасть в этот дворец – это все равно, что попасть в морское царство: то есть все, что море говорит ей без слов, все, что звучит в плеске волн, там оживает. Встало из волн, отделилось – и живет.
      Так она думала, глядя на дворец. А принц из окна своего дворца глядел на нее. Она его очень занимала. Какая-то удивительная девушка. То сидит, как вкопанная, и глаз не сводит с дворца, то вдруг срывается и прямо взлетает. И что бы она ни делала, стоит ли, летит ли, похоже, что ей никогда не бывает скучно... Это было для принца самое необыкновенное. Если бы она тут же, на глазах взлетела на шпиль колокольни, как птица, это было бы для него не так удивительно, как то, что она никогда не скучает. Ведь принц-то скучал постоянно. Все драгоценные камни и картины, и книжки ему надоедали так же быстро, как детские игрушки. Сколько у него было камней, картин и детских игрушек! Дело в том, что он ничего не любил выбрасывать. И все комнаты дворца были заставлены вещами, которые никому не были нужны, но бережно хранились. В том числе и все детские игрушки принца, хотя он уже давно не был ребенком и никогда в них не играл.
      Иногда ему доставляло удовольствие показывать, сколько у него было богатств. Он очень гордился, когда люди удивлялись и охали, и приказывал еще бережнее все хранить, хотя все это ему было совершенно не нужно.
      И вот однажды он подумал, как бы удивилась эта девушка, если бы увидела все его богатства. Какое бы у нее было лицо, и как бы это его развлекло! Легконожка как раз стояла под окнами дворца, не подозревая, что принц смотрит на нее. Вдруг она заметила, что он машет ей рукой. Сначала она подумала, что он спутал ее с кем-нибудь, а потом, когда поняла, что это именно ее он зовет, встала, как вкопанная, а еще через минуту уже взлетела наверх во дворец. Как сияли ее глаза! Тут уж принц встал, как вкопанный! Такого сияния он, пожалуй, еще никогда не видел ни в одном драгоценном камне. И вдруг ему показалось, что вот этого-то драгоценного камня и не хватает ему в его сокровищнице, и если бы такой камень у него был, он, может быть, даже перестал бы скучать.
      Принц подумал это и взял Легконожку за руки, и руки ее стали дрожать, как листья на ветру.
      – Тебе холодно? – спросил принц.
      Она ничего не ответила, но лицо ее загорелось, как заря на море.
      – Тебе жарко?
      – Нет, нет, сейчас пройдет, – сказала Легконожка и улыбнулась своей счастливой улыбкой, и тут уж принцу стало сначала холодно, а потом жарко. Во всяком случае, не скучно! Нет, эту девушку он отпускать не хотел!
      И он повел ее по дворцу. И глаза ее так разгорелись при виде всей этой красоты, что принцу показалось, что наконец-то наступил самый настоящий праздник. А когда они пришли в комнату детских игрушек, Легконожка заплакала от счастья.
      – И это все твое?
      – Конечно, – ответил принц.
      – И ты с этим делаешь вес, что хочешь?
      – Конечно, – сказал он опять, а про себя подумал, что он, собственно, ничего не хочет с этим делать, и даже смотрит на это только тогда, когда показывает кому-нибудь.
      – Ну да, – сказала Легконожка, – настоящий принц это тот, кому это все принадлежит.
      – Конечно, – кивнул принц, тут уже вполне искренне. Но вот тут-то, пожалуй, и началось это странное: то, что оба они говорят одно и то же, а подразумевают совсем разное. Легконожка думала, что настоящий принц – это что-то вроде волшебника, который вынимает все необыкновенное и прекрасное прямо из карманов, что оно словно растет на нем, как яблоки на дереве! Сам прекрасный, потому вокруг все прекрасное.
      Ну, а принц думал точно то, что было сказано: настоящий принц тот, кому все это принадлежит.
      Поэтому Легконожку от слов "настоящий принц" бросало в жар и в холод, а принца... Принц просто приосанивался и довольно улыбался. Вообще-то, когда он был один, эти слова – "настоящий принц" – не значили ровно ничего, кроме скуки, но зато произнесенные при других людях, они значили очень много. И поэтому принц терпеть не мог оставаться один. Ему надо было, чтобы вес время рядом были люди, и притом почти все время новые, которые в первый раз слышат, что он настоящий принц. Ему это было надо, чтобы самому почаще удостоверяться в том, что он настоящий принц.
      Никто никогда не оспаривал его звания, но почему-то ему все время надо было удостоверяться в этом. Может быть, чтобы чуть меньше скучать, или просто чуть чаще забывать, что он смертельно скучает. Особенно он любил общество новых девушек. Было таким наслаждением смотреть, как они трепещут и замирают при словах "настоящий принц". А потом, когда они привыкали к этим словам, с ними случалось то же, что со всеми игрушками и картинами и драгоценными камнями, – он на них больше не смотрел.
      – Ты настоящий принц, значит тебе надо настоящую принцессу, – сказала Легконожка, – а я простая девушка... Я пойду... – и в глазах ее повисли две капельки.
      Тогда принц чуть наклонился, поцеловал ее сначала в одну капельку, потом в другую и сказал:
      – Мне совсем не обязательна настоящая принцесса. Вполне достаточно того, что я настоящий принц. И тебе совсем незачем уходить.
      Что случилось с ногами Легконожки? Почему они вдруг так отяжелели? Или это счастье так придавило их своей тяжестью, что они совершенно перестали ей подчиняться?
      – Там, на берегу моря, мой дом, и меня там ждут, – сказала она, вернее, это сказали только ее губы, а ноги не сделали ни шагу.
       – Там, на берегу моря, сейчас закат, – сказало ее сердце, а ноги опять не сделали ни шагу.
      – Мы скоро пойдем с тобой вместе туда, на берег моря, – сказала она принцу и больше уже не спорила со своими ногами, которые не могли сделать ни шагу. – Скоро, скоро...
      – Да, да, – сказал принц. – Да, да.
      Так это началось. Она стала жить во дворце. И день, и другой, и еще, и еще. Она проходила по прекрасным залам, от которых вздрагивало сердце и широко раскрывались руки, но мимо, мимо, в зал, где были игрушки. Здесь она останавливалась. Надолго. Очень надолго. Ей казалось, что она видит то, что слышала от моря; ей казалось, что море лепит одну за другой сказки, и надо только угадать, из какой сказки эта игрушка, и из какой – та. И если угадать, то сказки составлялись сами собой, одна сказка за другой, и вот тогда-то она и взлетала и летала по залам, и сверкала, как все драгоценные камни, и кружилась. И принц летал и сверкал вместе с ней. И день, и другой, и еще, и еще... Но... все-таки, сколько же можно? Не без конца же?
      – Как не без конца? А разве бывают концы?
      – Конечно, бывают. У всего бывает конец. И всему бывает конец.
      – Неправда. У моря нет конца.
      – Ну, мало ли что море, а мы люди...
      Это принц говорил про себя. А когда она смотрела на него, он старался загнать эти мысли подальше, чтобы они не выглядывали, и она бы ничего не замечала. Но однажды он не успел их спрятать. Она слишком быстро оглянулась на него и застала врасплох, когда он зевал. Зе-вал?! Вот здесь, когда у нее только что на глазах составлялась сказка?! Зе-вал, когда такое рядом?
      – Зевал, ну да, ну и что? Неужели человеку зевнуть нельзя? Неужели человек заскучать не может?
      – Скучать? Как это – скучать?
      – Ну, очень просто. Ведь все это я уже видел, все это уже было.
      – Ну да, конечно, было, ну и что?
      Вот тут-то и выяснилось, что говорили они одно и то же, но это значило совершенно разное. И никак, никак невозможно друг другу объяснить... Какая тяжесть придавила Легконожку... Казалось, еще немножко, и она сломается под этой тяжестью. Так было день, и другой, и еще... А потом она вдруг сказала:
      – Я пойду.
      – Подожди немного, – попросил принц. – Может быть, ты чем-нибудь еще развлечешь меня.
      И тогда Легконожка вздохнула, глубоко-глубоко, и потом взглянула куда-то далеко-далеко и сказала:
      – Нет, принц, мне нельзя жить там, где бывают концы.
      – Но концы всюду бывают...
      – Нет, принц. Я живу там, где нет никакого конца. Где все без конца.
      – Что значит "без конца"?
      – Ах, принц, я знаю мало слов, но еще меньше умею объяснять, что значат слова. Прощай, принц.
      Ушла. И ничего не объяснила. И опять он должен скучать... скучать...
      А она... Она очутилась у своего моря, и сидела, и смотрела на него долго, долго, до тех пор, пока, наконец, счастье не стало таких же размеров, как море, и сделалось непонятно, как это оно умещается в груди. И тогда на ногах снова выросли невидимые крылья. И она стала быстрой и легкой, и все, что нужно, стало делаться само собой.
      Все, как раньше. Но не совсем. Точно на дне этого счастья, как на дне морском, лежит что-то... затонуло и лежит. А может быть, потому-то и бывают бури на море, что морю очень хочется, чтобы все то, что там, на дне его, стало бы видно всем, чтобы все наконец узнали, что в его глубине... может быть, этого хочется морю так сильно, что вдруг нарушается его покой, и мечутся белые валы, и оно тоскует и зовет, зовет и тоскует, а люди на берегу спешат только спрятаться от него и совсем не понимают, что оно зовет и тоскует...
      И все-таки море оставалось прежним морем, а Легконожка прежней Легконожкой. Только теперь она старалась никогда не пробегать мимо дворца и уж, конечно, не останавливалась там.
      И вот однажды она увидела, что низко над морем как будто летит птица с горящими крыльями. Птица приближалась, приближалась, и вдруг стало ясно, что это не птица, а корабль с самыми настоящими алыми парусами, прямо из той сказки – про Алые паруса.
      Корабль причалил к берегу, и с него сошли люди, и среди них – заморский принц. Он приплыл в этот город за настоящей принцессой.
      Конечно, первая, кого он увидел, была Легконожка, потому что все были в домах, а она на берегу. Он спросил ее, не она ли настоящая принцесса? Но Легконожка сказала, что она обыкновенная девушка.
      – А зачем тебе настоящая принцесса?
      – Затем, что я – настоящий принц, – ответил заморский гость
      – Ну и что же? Разве не хватит того, что ты настоящий принц? Зачем тебе принцесса?
      – Настоящий принц не может жить без настоящей принцессы, а настоящая принцесса – без настоящего принца. Если они не встретят друг друга, они будут всю жизнь сидеть на берегу моря и смотреть на море.
      ¬ Где же ты будешь искать настоящую принцессу, спросила Легконожка тихо-тихо, – пойдешь во дворец?
      – Нет, дворец мне совсем не обязателен. У меня есть своя примета.
      – Какая же это – хрустальный башмачок или горошина?
      – Нет, ни то, ни другое.
      Как-то мгновенно все в городе прослышали, что приехал заморский принц. И вот на берег пришла толпа народа и столько девушек – одна красивее другой, и Легконожка нырнула в толпу, и принц ее потерял. Она и сама не очень знала, зачем она это сделала. Может быть, оттого, что ей хотелось посмотреть, какая же это у принца примета, а может, еще почему-нибудь...
      Заморский принц загрустил. Он все время искал ее в толпе, пристально вглядывался в каждую девушку и задавал ей какой-то вопрос, но так тихо, что никто, кроме этой девушки, не мог расслышать его. После этого вопроса все девушки отходили, а принц становился все грустней и грустней. И вдруг он увидел Легконожку. И ей показалось, что в глазах у него вспыхнули те самые алые паруса.
      – Ну, какая же у тебя примета? – спросила Легконожка тихо-тихо. – Что такое настоящая принцесса?
      – Настоящая принцесса, – сказал он, – это та девушка, которая счастлива ни от чего, и счастье которой ни от чего не может кончиться.
      – Которая просто живет там, где не бывает концов, – сказала Легконожка еще тише, и это было так, как будто ей примерили один хрустальный башмачок, а она из кармана вынула другой.
      Вы думаете, мы приблизились к концу сказки? Нет, у этой сказки нет конца. Мы просто попали туда, где

все без конца.



Гостиная Зинаиды Миркиной





Rambler's
Top100


левиртуальная улица • ВЛАДИМИРА ЛЕВИ • писателя, врача, психолога

Владимир Львович Леви © 2001 - 2024
Дизайн: И. Гончаренко
Рисунки: Владимир Леви
Административная поддержка сайта осуществляется IT-студией "SoftTime"

Rambler's Top100