по следам охоты за мыслью
ЖИЗНИ ВЕЧНЫЙ СТУДЕНТ
религия ученичества
Над тем, кто в стане искателей истины
попытается изображать начальство, посмеются боги.
Альберт Эйнштейн
Может, кто-нибудь помнит: был в недалеком прошлом чудаковатый такой персонаж: вечный студент. Ни одного вуза не заканчивал, переходил из одного в другой, кое-какие экзамены сдавал, какие-то заваливал, опять начинал…
Однажды я догадался, что каждый человек, и я тоже – сам себе президент, злейший враг, друг сердечный,
жизни вечный студент,
начинающий вечный.
Полвека лечу людей, исследую, изучаю и помогаю жить. В сравнении с тысячелетиями существования человечества – срок ничтожный. Сопоставимы ли тысячи моих пациентов, десятки тысяч – с миллиардами людей на земле?..
Вот жду еще одного. Я этого человека не знаю, хотя мы встречались уже не раз. Типаж, трудности и болезни в общих чертах мне знакомы. Но самого человека – неповторимую сокровенную сущность, таинственный, бесконечно подробный мир, вселенскую новизну, которую человек сам не знает в себе (только, быть может, чувствует) – снова начну изучать с чистой страницы нашего общения.
Начинаю, каждый день только начинаю понимать и уметь. Полвека пишу – с каждой строки опять новичок, с каждого слова. Да и жить по-настоящему только начинаю, как ни смешно, – все начинаю, всему учусь. Некоторые экзамены сдаю, некоторые пересдаю, к некоторым готовлюсь…
Никаких итогов не бывает.
Жизни полноводная река
то в коре земной себя скрывает,
то уходит ввысь, за облака.
Гор окаменелые потоки
нежный взмах невидимой руки
превратит в стремительные строки,
а соринки – в робкие ростки.
И ораву недоумков пьяных,
затоптавших в грязь Кастальский ключ,
хлобыстнет Учитель безымянный
молнией, как розгой, из-за туч.
Визитка набекрень
Микрофон включен, запись идет.
ВЛ – Представляю мою собеседницу. Ольгу Катенкову читатели «Не только депрессии» и «Коротко о главном» уже знают. Психолог и журналист. Путешественница по человеческим мирам…
ОК – И по вашим книгам. В качестве читателя, в должности интервьюера…
ВЛ – …критика, аналитика, персонажа, соавтора…
ОК – Как читатель, для начала прошу объяснить, что мы с вами тут, на этих страницах, собираемся делать.
ВЛ – Читать, думать, беседовать. Записанные беседы совместно редактировать. В общем, работать.
Попытки взросления
Жажда есть лучшее доказательство существования воды.
Мири Найт
ВЛ – Леонардо да Винчи называл себя учеником опыта. Все мы – ученики опыта, личного и всечеловеческого; учимся в разных классах единой вселенской школы. Сознаю и чувствую себя только учеником жизни. Могу что-то кому-то рассказать, пояснить, подсказать иногда – на правах однокашника, быть может, на класс постарше, второклассника первокласснику…
ОК – Но вас возводят в учителя...
ВЛ – Я тоже так немилосердно поступал с теми, кому восторженно верил, и сейчас от этого иногда не удерживаюсь. Всеобщая наша, извечно-детская потребность в жизненном руководстве…
ОК – …в доброй, прекрасной маме, в мудром, чудесном папе. В сильных и умных, таинственных и веселых, любящих и любимых Идеальных Родителях – если не в двух, то в одном лице. В великой Родной Душе, которая помогает тебе развиваться, которая и там – выше, и здесь, с тобой…
ВЛ – Все мы дети-сироты в каком-то потаенном своем уголке, даже при родителях живых и хороших.
ОК – Но когда же вы повзрослели, когда успели?
ВЛ – Кто вам сказал, что я повзрослел?
ОК – Ваши книги.
ВЛ – Следы, оставленные на пути. В лучшем случае – дорожные знаки. Внутренний Ребенок читателя воспринимает их как послания Взрослого. Я же прочитываю как свидетельства попыток взросления того мальчика, который сейчас перед вами...
ОК – Попытки взросления – успешные, как вам кажется теперь, или нет?
ВЛ – Как посмотреть. Взрослость начинается с понимания детскости. Зрячесть – с понимания слепоты, слух – глухоты…
ОК – Но не только же. Увидеть ведь можно и способность увидеть – росток зрячести. Услышать, как глухой может услышать – зачаток отзвука…
ВЛ – Вы совершенно правы, это самое главное.
ОК – Для меня как читательницы важно, чтобы автор был искренен и свободен. Чтобы мне верил. Чтобы любил… Не меня, но ту, которой могла быть и я…
ВЛ – Тогда самый ваш автор и мой – Пушкин, душевный друг наш: соединение чистой детскости и умудренной взрослости, соединение идеальное до незаметности. Да, если автор, будь он и гением, свое детское начало от читателя закрывает, то гениальность его, как труп роскошной красавицы, холодна.
Одна из первых любимейших моих книг – «Приключения Тома Сойера» – в семилетнем возрасте покорила меня тем, что написал ее Настоящий Мальчишка Сэм Клеменс, не слишком успешно притворившийся дяденькой Марком Твеном. Сейчас мне уже далеко не семь, а бессмертная книга покоряет все тем же.
ОК – Судя по величине тиражей, по длительности спроса, по числу переводов на иностранные языки и переизданий, можно отнести ваши книги к долгоживущим. С особой уверенностью – книги ранние, вышедшие еще в советское время. Сменилась эпоха, отменилась цензура, появились груды популярно-психологических книг на прилавках, явились новые читательские поколения с новым менталитетом…
ВЛ – Не таким уж новым.
ОК – Но все-таки – по сравнению с читателями конца шестидесятых, семидесятых и начала восьмидесятых разница ощущается, и немалая. А книги тех лет «Охота за мыслью» и «Я и Мы», «Искусство быть Собой» и «Искусство быть Другим», «Разговор в письмах» и «Цвет судьбы», «Нестандартный ребенок» и «Исповедь гипнотизера» читались массово, становились настольными и в конце девяностых, и после двухтысячного, когда с большой скоростью расходились огромные контрафактные тиражи, распространявшиеся по всему русскоязычному миру…
ВЛ – Я изумлялся тогда, насколько мало значили для покупателей убогость обложек и скверное типографское качество этих пиратских продуктов, какие деньги люди за них выкладывали.
ОК – Это свидетельство, что главное для читателя не упаковка, а содержимое. Вот и сейчас, на исходе первого десятилетия нового тысячелетия, произведения эти все так же охотно покупаются и читаются, и на бумаге, и в электронном виде. Вас не удивляет такое упорное долгожительство ваших первых книг?
ВЛ – И удивляет, и не удивляет. Удивляет потому, что мне эти книги давно уже видятся недозрелыми, неумелыми, во многом наивными. Не удивляет потому, что знаю, как исторически медленно изменяются основные данности человека – свойства души и тела, детства и эгоизма. Свойства конфликтов, свойства любви и ненависти. Свойства болезней, старения; свойства судьбы, смерти… Свойства мышления… Так земля сохраняет магматическое ядро под корой – быстро меняется лишь поверхностный слой.
ОК – Какой-нибудь Виндоус уже через несколько месяцев устаревает, сменяется новым – и все, забвение. А хорошая книга, пусть и устаревает, и жалко и смешно смотрится, все-таки не умирает. Может столетиями не читаться, но если хоть кто-то когда-нибудь вдруг откроет…
ВЛ – «Нет, весь я не умру: душа в заветной лире мой прах переживет…»
ОК – Собираетесь ли что-то менять в прежних текстах в нынешних переизданиях? Отнесетесь ли к тому, что написано в другие времена и другие авторские возрасты, как к документам этих возрастов и времен, которые, не погрешив против правды, уже не изменишь? Или по-хозяйски – если сочтете нужным, от чего-то откажетесь, дадите новые версии?.. Будете ли возражать себе, исправлять себя?
ВЛ – Пока жив, и книга, дитя твое, живет при тебе живом – ты за нее отвечаешь. Какая разница, полгода прошло или полвека? Для Истины – никакой; для Вечности – ворсинка. Если и через сто лет заметишь ошибку – как не поправить? Если не соглашаешься с чем-то, что думал и писал раньше – разве позор признаться? Новый опыт, новые мысли – можно их изложить в новой книге, а можно и дополнить прежнюю из сегодня. Твой текст – что считаешь нужным, то делаешь.
ОК – Все «сегодня» становятся очень быстро «вчера», «когда-то»…
ВЛ – Пока мы здесь – дежурство наше. Когда уйдем, оставим всё на совесть и разуменье тех, кто придет... «Дум спиро сперо» – пока дышу, надеюсь. Пока живу, исправляюсь, пока думаю, развиваюсь, пока пишу – редактируюсь.
ОК – Нормальный авторский процесс, и есть для него издательская формула: «издание такое-то, исправленное и дополненное», «издание обновленное». Но есть и формула «издание стереотипное» – буковка в буковку.
ВЛ – И такое тоже бывает необходимо. Свой первый рассказик «Как мы охотились», накарябанный на тетрадном листочке с парой ошибок, с детскими завиральными глупостями (7 лет мне было), ни на запятую не изменю.
ОК – Ну, а как насчет ранних книг?
ВЛ – Сейчас, будь моя воля, эти книги я коренным образом переписал бы. Или вовсе бы не писал.
ОК – «Будь ваша воля»?.. Вы же только что заявили: мой текст – что хочу, то и делаю.
ВЛ – Тут вступает в силу другая сторона дела: авторская несобственность на свой текст, если он уже опубликован и читан.
ОК – ?
ВЛ – Имею в виду не юридическое отчуждение авторских прав в пользу издателя, а отчуждение психологическое – в пользу читателя.
ОК – Пожалуйста, поясните.
ВЛ – Впервые столкнулся с этим при переиздании «Охоты за мыслью», первой моей книги. Текст первого издания мне еще в верстке не нравился, и в издании втором я многое изменил: исправил замеченные ошибки, отжал «воду», три главы полностью переписал, изменил вводный текст, сменил портрет на обложке – короче, как мог, улучшил.
ОК – И что дальше?
ВЛ – Холодный душ. Вот что написала мне читательница Б. К., биолог по профессии, человек одаренный, незаурядный. – «Что вы сделали с НАШЕЙ книгой, с МОЕЙ книгой?!. Изменили до неузнаваемости. Заморозили. Усушили. Просто-напросто изуродовали. Отняли у нас свой подарок, такой щедрый, такой теплый… Совсем не те интонации, не тот дух… И лицо ваше новое на обложке – чужое, не верю этому красавчику… Как хорошо, что у меня есть первое издание, НАСТОЯЩЕЕ, где вы – настоящий, не подменённый, живой. А это… какое-то недоразумение…»
Так искренне, так убедительно эта критика была высказана, что не поверить Б.К. было трудно. И если бы только ей.
ОК – Этому есть наименование в психологии. Когнитивный диссонанс, кажется?
ВЛ – Что-то вроде. Посетитель кафе покушал салат «Оливье» с грибами, понравилось, заказал еще порцию. Официант заказ принял и принес винегрет с селедкой. – «Я заказал «Оливье», – настойчиво говорит посетитель. – «Это салат «Оливье», – настойчиво отвечает официант, – салат «Оливье» второго издания, исправленного и дополненного».
ОК – Теперь понимаю, что такое отчуждение авторских прав в пользу читателя. Но ведь и читатели бывают несправедливы, а некоторые и недоразвиты. Читатель – фигура многослойная, противоречивая и непостоянная.
ВЛ – Читатели второго издания «Охоты за мыслью», не знакомые с первым, упреков мне не высказывали, за книгу благодарили. Такая же история произошла позже с переработками «Искусства быть Собой».
Осознав, что автор, не располагая истиной в последней инстанции, может быть, как всякий родитель, не прав по отношению к своему детищу, я решил манию улучшательства несколько попридержать. Изменять тексты по возможности терапевтически, а не хирургически. Книга, понял я, как и человек, имеет право на недостатки и глупости, даже должна их иметь, чтобы быть живой.
Такой была обложка первого издания моей первой книги.
А так представляли автора, и стоила книга смотрите сколько.
Читать дальше
|
