Вот из ладожской дали
День последний возник,
И гуртом их согнали,
Запихнув в грузовик.

По торцам и ухабам
Долог питерский путь,

Да и охтенским бабам
Есть, кого помянуть.
По любому проулку
Все известно у баб:
Этих – не на прогулку,
А к Духлинину в штаб.
Стража – Петр и Прохор,
Да Андрей, да Иван,
Отхлебнули эпохи
Белену и дурман.

И поэт понапрасну
Звал ту злобу святой –
В ней – лишь темный страсти
Да дурной перепой.
Смотрят, меряя взглядом,
Как телят на торги;
И с хозяйским приглядом:
С этого – сапоги…
Те ж – сидели, шептались
Тихо «Боже, храни…» -
Никого не дозвались
В окаянные дни.
Был неправедно гневен
Или в отпуске Бог –
Ни пажей, ни царевен –
Никого не сберег.
Без молитв и расспросов
Вышел час похорон
У кронштадских матросов
У тобольских княжон.
А поэт – что, особо? –
Он с гурьбой и гуртом
Примет смертную пробу
Обескровленным ртом.
И подруга родная
Сквозь года немоты
Никогда не узнает,
Где оставить цветы.
И в земле без возврата
Здесь, под каждой пятой,
Или грешник заклятый,
Или кроткий святой.
Но для тех, кто навеки
Пребывает в ночи,
Все погибшие – зеки,
А кто жив – палачи.

К странице автора - Валерия Алексеевича Рыбакова