Кое-что о правилах оценочной безопасности

Поговорим о детях, которые снаружи бегают и орут, и которые внутри нас делают то же самое.

          Стоит ли школьному учителю работать над искоренением оценочной сверхзависимости у ребёнка, если работа учителя в принципе (точнее, в традиции) предполагает эксплуатацию и культивирование этой самой сверхзависимости? Хочется, чтобы ребёнок был в будущем свободен и радовался жизни, а не боялся и не страдал от неё. Матвей

          Хороший вопрос, Матвей, и вы сами уже почти ответили на него: «Хочется, чтобы ребенок в будущем был свободен и радовался жизни...». Я бы только за Янушем Корчаком вслед твердо переменил «будущее» на настоящее. Ребенок имеет право на Настоящее, не игрушечное, а настоящее Настоящее.
          Кто работает с оценкой, тот прежде и более всех должен соблюдать правила оценочной безопасности. Именно школьному учителю стоит, и более того – НАДЛЕЖИТ работать над «искоренением оценочной сверхзависимости».
          Вы верно подклеили к слову «зависимость» эту приставку «сверх»: оценочная зависимость для душевного развития необходима; а сверхзависимость, оценочный беспредел – развитие извращает и тормозит. Верно и поправились: оценочная сверхзависимость эксплуатируется и культивируется не в принципе, а в традиции. В скверной традиции. Антипсихологичной. Бесчеловечной.
          Все великие педагоги (Коменский, Песталоцци, Ушинский, Сухомлинский, Корчак, Макаренко, Соловейчик...) так или иначе старались традицию эту перешибить или хотя бы смикшировать. У лауреата премии Буратино Амонашвили читаем:
          «В начальных классах моей школы нет оценок. Появятся ли они в старших классах? Сейчас мы думаем над этим. Наши оценки можно будет сравнить с термометром, помогающим понять, все ли в порядке. Но в любом случае они не станут кнутом и пряником. Хотя в силу ориентации учителей на применение оценки как на способ управления детьми это будет сложно сделать...»
          Орденом Буратино Шалву Александровича Амонашвили наградили дети города Зеленоградска «за воспитание у детей и подростков внутренней свободы, чистоты помыслов и уверенности в собственных силах».
          Да, учитель работает С оценкой, без оценки не обойтись. Но ужасно, если учитель (равнозачно подставьте: «родитель», «муж», «начальник», «жена») работает оценкой, а не душой и умом.
          Учитель не имеет права не ставить оценок; но может ставить оценки по-разному – и количественно, и качественно. С разным личностно-психологическим наполнением, разным отношением к этим оценкам, а через них – или НЕ через них! – к ученикам.
          Даже в нашей советской школе – школе ОЦЕНОЧНОГО ТЕРРОРА, через которую мы прошли, оставшись в разной степени покалеченными, – попадались учителя, умевшие этот оценочный террор если не обойти совсем, то максимально сгладить, смягчить душевностью, сбалансировать человечностью...
          Учительница истории Сара Яковлевна Довжик, темпераментная, артистичная рассказчица, которую слушали завороженно, открыв рты, и самые отпетые хулиганы, никогда никому не ставила двоек, даже заслуженных – она просто не ставила никакой отметки, когда было ясно, что ученик ни фига не знает; а тройки – лишь изредка, неохотно и с обязательным ободрением: «В следующий раз ты, конечно, выучишь лучше, спрошу тебя обязательно», – и не было случая, чтобы после тройки она кому-то не поставила пятерку или четверку...
          Другой учитель, великолепный, совсем иного стиля – строго-дистантный, сухой, подтянутый, сдержанно-требовательный, чуть ироничный (мы его звали «аристократ») Романовский, ведший у нас в старших классах литературу, при всей своей неукоснительной взыскательности выставлял лишь одну из оценок – четверку или пятерку; оценки ниже считал словно бы недостойными своего ранга. Но мы очень хорошо чувствовали, какая четверка у него равнозначна тройке или хуже того, а какая пятерка – только аванс.
          Еще один чудесный учитель, математик Николай Александрович Герасимов, «Никалексаныч» или «Никола», как мы его звали, маленький усатенький пожилой человечек, хромой инвалид войны, эксцентричностью манер похожий на циркового коверного, трояки и пары нам вкатывал запросто, но как необидно, с какой душевностью! «Слушай, дружжжище, за эту задачку мне ужжжасно обидно! – горячо и весело огорчался он. – Она так надеялась, что ты ее решишь, ты жжже ведь мог! – ух, жжжутко способный лентяй! Задачка попросила поставить тебе за нее два балла, а три в уме. Два плюс три сколько будет? Ага, пять. Которые ты, дружжжище, получишь в следующий раз, но уже за другую задачку»...
          Когда оценки ставил Никола, нам было до мозга костей ясно, что
          – оценка есть показатель твоего знания и соображения здесь и сейчас, и ничто более;
          – оценка – одно, человек – другое;
          – при любой оценке тебя можно и должно уважать и любить, что Никола и делал так внятно, что доходило это до души каждого; я помню отлично, что именно на его уроках и более ничьих наш классный молчун Юрка Михеев, страдавший тяжеленным заиканием, не только переставал заикаться и уверенно отвечал у доски, удивляя нас недюжинной соображалкой, но даже болтал за партой, получая за это шутливые замечания от Николы... Если это не «искоренение оценочной сверхзависимости», то что?
          Важно, насколько и как оценочно зависим и сам учитель. Никола наш явно не был оценочно сверхзависим: горячий, искренний, непосредственный, весело-озорной, затаенно печальный (в войне потерял не только ногу, но и жену и двоих детей), он жил любовью, а не оценками, и слово любовь тут, поверьте, совсем не пафосно, а обыденно вроде воздуха.
          Обитал Никалексаныч один, неподалеку от нашей школы; иногда мы, человека по два-три-четыре, провожали его домой, иногда заходили, навещали, когда болел. Все стены его небольшой комнатки представляли собой стеллажи для книг и огромного количества грампластинок с записями всех видов музыки, которые можно было тогда приобрести. Давал нам слушать то одно, то другое, много рассказывал о музыке и музыкантах – был слушатель-энциклопедист. Если б не он, понимаю теперь, моей Музыкальной аптеки, скорее всего, не было бы...

Ключевые слова: Безопасность детей, Внутренняя свобода, Воспитание, Зависимости, Оценочная зависимость, Школа

Упоминание имен: Шалва Амонашвили , Николай Герасимов, Сара Довжик, Ян Амос Коменский, Януш Корчак, Антон Макаренко, Иоганн Генрих Песталоцци, Александр Романовский, Симон Соловейчик, Василий Сухомлинский, Константин Ушинский

Поделиться в социальных сетях

Вы можете сказать "спасибо" проекту здесь