Третий Берег

или падение вверх из книги "Доверительные разговоры", том второй

...Есть у каждой зимы тайная,
среди лютых морозов, весна,
нет, не оттепель, было б о чем,
весна настоящая, Друг мой,
с ручьями, бурная, разливная,
с подснежниками
и со многими птицами,

ты их знаешь лучше меня,
пляшут уши от щебета этих пташек…

В каждом сне, Друг мой, есть и немного яви,
в каждом бреду что-то от истины, правда?
Каждый предмет отчасти галлюцинация,
это уж точно, ты скажешь мне, эка невидаль.
Да, Друг мой, но знаешь ли,
знаешь ли, что у каждой реки
есть третий берег?
“А-а, – скажешь ты и махнешь рукой, –
ну опять поэзия. Третий берег?.. Зачем?”

Ты проверь сперва, а потом скажи.

Течет Река Жизни, Друг мой,
течет Река Рек по имени Имярек,
так вот, у Реки этой, уж не оспорь,
есть третий берег, я точно знаю,
я столько раз там бывал!..

ПАМЯТЬ ЗЕРКАЛ

К зеркалу я подхожу,
чтобы оставить свое лицо,
а там видно будет.

Осторожнее с зеркалами,
пожалуйста, не обижайте их.
Зеркала, вы наверное знаете,
густо населены,
и чего только нет в их пространстве,
лишенном времени:
рукопашные, бесконечные слезы
и споры, и вечные поцелуи,
ну, а если всмотреться,
то и она сама, девочка эта,
дивная девочка – смерть,
совсем чистенькая, живехонькая…

Осторожней: у зеркала,
да, у каждого зеркала,
даже самого мутного,
есть черта полного совершенства:
безмерная и бессмертная память…
вы поняли, я открыл

ПАМЯТЬ ЗЕРКАЛ
ЛАКРЕЗ ЬТЯМАП

а случилось это в нотариальной конторе…
Нет, не скажу. Секрет, ноухау.
А впрочем, ладно, чего уж...

Короче, оно висело там,
в нотариальной конторе номер один
с половиной,
старое зеркало, чисто вымытое, сумасшедшее,
и когда я приблизился,
предъявило мне дарственную
от двоюродного прадедушки
на предметы (перечисление):
понт, цепочка от понта,
коньки фигурные, бородавка.

Вы думаете, я шучу. Обижаете…

Тот, другой – там, напротив – изменник,
изменяющий верностью – да,
тот пожизненный твой современник,
твой двойник, двоянин, двоенет.
Как он точен. Как здраво и зрело
устраняет останки стыда.
Ну, а часики справа налево,
и другой коленкор у монет.

Как он прав. Но где право, там лево,
а где лево, там право всегда.
Он смеется: “Да в этом ли дело?
Разве это не твой кабинет?
Ну и что ж, что где лево, там право?
Разбираться не стоит труда:
справа яма, а слева канава,
посредине играет кларнет”.

Замечает твою слабонервность.
Терапия нежна и тверда:
“Не печалься: где верность, там ревность,
а где ревность, там верности нет.
Все эмоции связаны как-то
с несомненною пользой вреда:
роковой перевертыш инфаркта –
милый доктор, веселый брюнет”.

“Но ведь полк же не клоп, – ты лопочешь,–
и ведь клоп же не полк…”
“Ерунда, мне без разницы. Если захочешь,
для клопов мы напишем сонет”.
Он смеется – ты тоже смеешься,
он напьется – и ты хоть куда,
отвернется – и ты отвернешься,
тень без тени и след без следа…

ДОЛГАЯ ВНЕЗАПНОСТЬ
ПРОИСХОЖДЕНИЯ МИРА

В некотором царстве, в некоем государстве
есть остров,
где текут параллельные реки
с параллельными берегами
в параллельных долинах,
и параллельные горы
параллельными линиями
поднимаются к небу
с параллельно плывущими звездами.

У деревьев на этом острове
параллельные ветви и листья,
у цветов параллельные лепестки.

Дождевые капли, как и везде, впрочем,
падают параллельно, так же как и снежинки,
а люди строгую параллельность
при ходьбе соблюдают в движениях ног и рук.

Параллельно работают магазины,
радиостанции, телепрограммы;
параллельно пишут писатели,
выходят газеты, мыслят мыслители;
у ослов параллельные уши.
Параллельные взгляды
на один и тот же предмет не сходятся,
ибо, как им и полагается, идут мимо,
пересекаться нельзя.

На концертах музыка и аплодисменты
следуют параллельно,
так что слушатели и исполнители
не мешают друг другу.

На этом острове не бывает
транспортных катастроф.
Злятся и ссорятся
в результате одних и тех же
параллельно влияющих
атмосферных событий.

Мамы пугают капризных детишек:
вот придет Лобачевский,
отдам тебя Лобачевскому!
И детишки
с параллельно остриженными головками
делают параллельно что полагается,
параллельно текущими
зелеными слезками плачут,
никогда ни одна слезинка
не пересечется с другой.
Каждый смеется над чем-то своим,

это напоминает мне
одно замечательное заведение
в наших краях
(где иногда происходит
в порядке исключения
параллельное кое-что
например футбол),

влюбленные любят друг друга
непересекающейся любовью…

Один только раз, говорит легенда,
какие-то двое, нарушив закон,
слились – и раздался взрыв:
погибли родив

Вселенную

остров однако же уцелел
хотя
были выбиты
абсолютно все стекла

ИЗВИЛИСТЫЙ ПУТЬ К ОБРЫВУ

Мы сами выбираем образ смерти,
свою тропинку - и обрыв следа
проносим в запечатанном конверте,
а вскрытие покажет, как всегда...

Толкая нас на риск и самовольство,
прохладный господин по кличке Рок
использует и веру, и геройство,
как искушенный карточный игрок –
он ни при чем, он только исполнитель
твоих желаний и твоих побед,
твой ревностный помощник и целитель,
твердящий наизусть твой детский бред…

И ты спешишь за собственною тенью
по виражам неведомой игры –
всего лишь шаг –
и миг, и лик смертельный…
всего лишь выбор –
выбор и обрыв…

КОНСПЕКТ ЛЕГЕНДЫ

кажется, китайской.

В предсумеречный час у гималайской
гряды, вдоль каменистого обвала,
где не одна лавина побывала,
тропой, ведущей к вечным ледникам,
где обитает снежный великан,
не пойманный людьми до сей поры,
шли двое.

У подножия горы остановились.

Если б некий зритель
увидел их, то понял бы: Учитель –
вон тот, седой как выцветший тростник.
А задает вопросы Ученик:

– Скажи, как долго надобно мудреть,
как жить, какие думы думать, чтобы
от радости и счастья умереть?

Учитель: – Без ущерба для утробы?..
Прости, я не расслышал твой вопрос.
Плохая речь понять тебя мешает.
Язык твой шерстью путаной оброс,
а сердце дух нечистый искушает.
Я это вижу по твоим глазам.

– Ты прав. Я от рождения порочен,
корыстен, склонен к смеху и слезам,
развратен в мыслях и в словах не точен.
Поэтому, склоняясь пред тобой,
молю, Учитель, разреши загадку:
как умереть от счастья?
Текст любой впиши в мой мозг
как в чистую тетрадку.
Я выучу его и донесу
до всех. Теперь ты слышишь?

– Нет. Не слышу.
Ты оглушил меня. Мы не в лесу.
Зачем вопить?..
Скала – вон, видишь? Нишу
я в ней пробил. Она уж не видна,
все заросло…
Я там уединялся.
В молчании, без пищи и без сна
жег свечи, над страницами склонялся.
Питьем была обильная роса.
В лучах восхода капли так дрожали,
что я рыдал… Я слышал голоса
Вселенских Магов,
звоны их скрижалей.
Я наблюдал зачатья новых звезд
и черных дыр слепое колыханье
блудилищ смерти, сатанинских гнезд…
Там, там прозрел я, там обрел дыханье.
Меня коснулся Истины Исток,
дал крылья, поднял ввысь, как ветер птицу
и сбросил вниз как вялый лепесток.

– Не понимаю.

– Мне пришлось спуститься. Сюда. К тебе.

– Сюда… Ко мне… Нельзя?..

– Все можно. Выбирается стезя
сложеньем воли собственной и высшей.
А вычитаньем прячешься под крышей,
сидишь под ней, покуда не облез,
и вдруг тебя зовут…
Жестокий бес
погнал меня учительствовать всуе
и тем лишил доверия небес.
Теперь себя наверх не донесу я.

– Туда?.. Но разве это высоко?

– Не высоко, да круто. Нет дороги.
А сердце как квасное молоко.

– Но у меня и руки есть, и ноги.
Позволишь ли помочь? Я доведу,
ответь мне только…

– Я уже ответил.
Не слышал ты.
Закат сегодня светел.
Прости, мой сын. Останься.
Я пойду.

…Потом случилось главное: Учитель
из тела вышел. Тихо полетел
наверх, в свою вселенскую обитель –
сперва на ту скалу, куда хотел –
и дальше, ввысь…
Оставленное тело,
пока он отлетал, окаменело.
От ужаса к нему прижавшись, вмиг
окаменел навеки Ученик.
Душа его поспешно вниз спустилась
и в бабочку-ночницу превратилась.

А камни там остались навсегда,
где дышит гималайская гряда
и смотрят в небо снежные седины…
Два изваянья, слитых воедино.

ДОКТОР ВРЕМЯ

…нет, время не лекарь,
не грозный наставник,
не дворник с метлой, не судья,
а ветер,
а ветер, срывающий ставни
с окон бытия…

но мир переполнили слепоглухие,
в закрытых окошках темно,
хорошие мальчики или плохие
почти все равно…

и снова смеясь посылает случайность
начальник случайности Бог
и чудом выводит свою изначальность
на новый виток…

а ветер
а ветер спокоен,
спокоен,
и вечность пространство любви
твой дом,
человечек, построен,
построен,
входи, человечек, живи

Вдохновение – это падение вверх
со скоростью смерти
вся жизнь сжимается
в точку.
Скорость плотнит пространство
и смерть разжимается
чтобы все твои кривизны дали свет

Ты узнаешь меня
на последней строке,
мой таинственный Друг…
все притрутся, приладятся как-то,
зацепятся звуком за звук,
только эта останется непристроенной,
просто так,
и ее принесет сквозняк

Слышишь, Друг?..
Я как скрипка в концерте
проповедую бред наяву
и сегодня со скоростью смерти
лишний раз для тебя оживу

СОЗЕРЦАЯ НОЧНОЙ ОГОНЬ
И ГОРЯЩУЮ В НЕМ КОРЯГУ

Питалось темнотой
угрюмое хотенье.
Подземный произвол
сплетений и узлов,
измерив свой предел,
взорвался светотенью,
и сам к себе воззвал безумный Саваоф.

Смотри, какой оскал,
узнай, как много музык
вместилось в эту плоть,
рождающую жар,
какая высота в предлогах и союзах
змеиных языков и скорпионьих жал.

Так торжествует риск.
Вселенская гробница
моргает и дрожит,
роняя семена,
и вспыхивает ночь,
и тянется грибница
погаснувших времен
в другие времена…

Всеведение, знаю, ты во всех,
ты переулок мой и дом соседний,
и первая слеза, и первый смех,
и первый поцелуй, и взгляд последний…

Расколото сызмальства на куски,
по одному на единицу крика,
ты плачешь и спешишь, как земляника,
засеивать пожарища тоски…

Разбрызгано, как праздничный огонь,
по искорке на каждую ладонь,
Всеведение – да – твои осколки
я нахожу впотьмах на книжной полке,
в морской волне, в заброшенном саду,
в зрачках звериных,
в розах озаренных,
в узорах сна, в предутреннем бреду,
в оставленных кострищах,
в женских стонах,
в видениях на мраморной стене…

Ты догораешь - там, в последнем сне,
ты улетаешь…