Человек Обратного Времени

из шизофренических типажей

Кто просил меня рассказать, как сходят с ума?..
В детстве это случилось… Искал нечто,
забрел за обочину и увидев НИЧТО испугался
но было поздно уже
только ногу успел занести обратно и
как подкошенный пал
толпой дикой поперли
инакосмыслы бесстыжие иносущности
совершенно голые и голодные
вы зовете их тайнами вы отводите ваши
зомбированные глаза

ну а я теперь подо всеми шкурами
созерцаю утробные судороги изнанок
нанизываюсь на зазубрины запятых
лезущих из заплат расползающихся сознаний
знойно это занятие и задувает в мозг разные мысли
так вы привыкли обозначать спотыкания
ваших биополей а любовью назвали футбол
хромосом скорей гол забить гол гол гол
а потом на пенсию..
Кто меня спрашивал, как сходят с ума?

- Ага, - гостеприимно окликнул я спину сидящего за моим столом, не узнавая, - приветствую.
- Часы не пойдут.

Он повернулся.

Я увидел автора страшной надписи: “Громите жэки, жгите паспорта” - во дворе, на мусорном ящике он ее намалевал как-то ночью масляной краской.

Опять я забыл дверь запереть. А его может занести Бог весть куда...

Сколько помню, всегда он был в одной и той же мешковатой темной одежде и в том же неопределенном возрасте, свойственном душевнобольным. Высокий, сутулый как-то набекрень, щеки в щетине, в сизых впадинах глаз истлевшая подозрительность и, мгновениями, хитроватая радость - юродивый Юра. (Вакансия, никогда не пустующая.) Живет на первом этаже.

От всеведущих подъездных бабушек я узнал, что в детстве он был необыкновенно начитанным и способным, играл на скрипке, по математике брал призы, поступил одновременно в консерваторию и в университет, и вдруг заболел: стал заговариваться, и пошло-поехало.

Встречаешь его то в переулке, то у подъезда: переминается с ноги на ногу, с кем-то перемигивается, то шепчет, то сдавленно вскрикивает... Подолгу, многозначительно смотрит в урны. К нему привыкли, почти не замечают. Давным-давно у него никого нет, но как-то умудряется существовать. Заглянул однажды мимоходом в его окно: куча хлама, обрывки газет... Бабушки говорят, меж тем, что опекуны имеются и что будто бы дальний дядя завещал ему миллион. Толку от него не добиться, ни на один вопрос не ответит. А иногда вдруг сам обращается к кому-нибудь и начинает говорить, безудержно и непонятно. То свирепо ругается, то смеется...

На меня никогда не взглядывал. А сейчас сидит над рукописью моей книги.

- Спасибо в другую сторону, - заговорил глуховато высоким голосом. - Кишкатый человек держал меня вынутыми зубами. Дверь не будет заперта. Я проверю. Сбрейте голову, молодой чемодан. Штамп поставили. Нисколько не усмирясь, мысли смылись.

- Вы имеет в виду... Э...

- Не психиатр, врешь, термометр с колбасой. А мне Космуля сказал, - он вдруг тепло улыбнулся, из впадин побежали морщинки, - мне порежьте, пожалуйста. Я вас не задерживал. Набрались, заврались. Вундеркошка, нет чаю! Хе-хе! Биография нравственно-пушистого человека должна быть деловой, а его тошнило. Вы пошли на Кузнецкий. Успевал проводить. Ни работы, ни отдыха. Заперли, заперли! В гниющем овине лжесвидетельствующей души!..

Вышли вместе. Направились в магазин. Действительно на Кузнецкий.

Не глядя на меня, он продолжал:

- Не привык к свободе. Будут нагрузки. Семь-ноль-тридцать восемь, я Агния Барто. Вы виновны в убийстве Юлия Цезаря, а именно актом женитьбы. Через минуту родим Циолковского. Оштукатурили. Ух ты, косматый!.. Пещер не будет, укрытия тройникового типа. Один квант свободы на два кванта причинности. Помнили, чем архитектор отличается от пчелы. Квантум сатис! Неопределенность, говорил я вас, обратима, но требование иллюзии, вот и крутят наоборот, наугад, телепатия, сновидения, а понимания никакого. Слышите, эмбрионы, не запира...

Резко смолк, проходя мимо урны. Висячая мигалка, качнувшись под ветром, выжелтила на миг его лоб; притормозил и рванул, словно обознавшись, таксист.

- Вы... э... в курсе? - спросил я, сам не зная о чем.

- Колбаса! колбаса! Нельзя, внушаю искажение... Соблазн Капабланки, уравнение Эдельвейса. Я индукционный агент. Напрягались, надо знать термины. Сбрейте голову, он сказал, а ты играл в пенис, он играл в пенис, я играл в пенис. Салют Конфуцию, крокодилы, из того, что не касается лично вас.

- Война будет?

- Кампс, кампс, брызги отсрочили. Кувалдой по инфузориям вразрез нетипично. Эдельвейс-Капабланка, две тысячи двести три. Психоуправление психомассой. Поймут, не услышат. Напрасно пересохло, нет перехода. Стратегические суггесторы на оргазм поймались, ха-ха, тут их и скушали волновые стерилизаторы. Удивленная пепельница. Апокалипсис покачнулся.

- А чем кончится?

- Гоп со смыком. Предскажут в антракте. Евгеническая конституция, Кордильеры, число забуду. Демонтированное размножение. Искали, нашли, ушли. Галактика гарантировала. Самке электрозавра понадобились бегемоты, а ног не было.

- А что такое случилось... с ногами?

- Математь, математь, половая субстанция! Никаких мочеточников! Единая психоматерь и мерная поступь железных. Внук тысяча тридцатой степени был летающим деревом. Животноводство. Всеобщая пеня.

- Это что, эта всеобщая пеня?..

- Бессмертие заморозили. Тело вас колыбелит, альдебараны, нельзя вечно телепатическое скотоводство, ей-богу, психиатрические провокации..., - он захихикал, - что нами, то сами, были всем, забыли, да, из себя полетели... Промежуточное молоко, информация. Эдельвейс, помпидушечка, умоляю, не отождествляйте, - приказываю! - он вдруг потемнел. - Не отождествляйте круговороты!

- Да что вы, успокойтесь. И не думаю...

- Вот так и иди, привязанный. Ведь я объясню. Я подумаю, вы поймете. Долой психистику! В лично вашем пространстве времени занял очередь. Триста отдельной, масла сто пятьдесят. Прошлое результат будущего, вы наврете. Сыра двести, пакет молока.

У дверей магазина сделал три вялых гимнастических приседания, повернулся ко мне спиной и заковылял на другую сторону. Я вошел, купил именно то, что им было названо, а вернувшись домой, записал, насколько сумел, нашу беседу.

...Трезвый голос говорит: совпадения. Просто совпадения, каких уймы, самых фантастических совпадений... Согласен. Но совпадений ничего не значащих не бывает. Каждое совпадение о чем-то дает знать. Не могу сейчас выразить это более четко.

Когда мы смотрим кинопленку, прокручиваемую назад, или слушаем перевернутую магнитозапись, происходящее сперва поражает нас нелепостью и непредсказуемостью, каким-то судорожным трагикомизмом. Вскоре, однако, начинаешь привыкать, вживаешься, соображаешь. В этом мире пища выходит из рта и отправляется на тарелку, оттуда на сковородку; потом превращается в зерна, клубни, колосья, в живых баранов, коров... Мертвые воскресают и делают все, чтобы помолодеть, поглупеть, превратиться в младенцев, уйти в чрево. Деторождение необходимо для любви, любовь - для мучений и одиночества, эти последние - для безмятежности. Деньги нужны, чтобы работать, учимся, чтобы ничего не знать, все правильно? Боги превращаются в людей, люди звереют, уходят в леса, залезают на деревья, теряют речь, обретают хвосты, жабры, исчезают в океане, во мраке первомолекул... Проявленная фотопленка растворяет изображение, свет становится тьмой - но там он все равно свет, только в обратную сторону...

Из мира торобоан - где время течет из будущего в прошедшее, фантасты уже, кажется, выжали все возможное. Что до меня, то я после того визита начал подозревать, что живу с ним в одной комнате. Естественно, когда я прихожу, он уходит, и наоборот, мы не успеваем взглянуть друг на друга. Но иногда, когда не тороплюсь, мне попадаются его свежие следы - предчувствия, необъяснимая уверенность, проблески ясновидения - все эти шалости, щекочущие рассудок.

А плотнее всего - во сне, там, в зародышевой темноте...

Мне и нашептали там какие-то прозрачные мальчики, что родился я, потому что умер. Ну что ты упираешься, дяденька, это поезд в обратное время, ты что, боишься пересадки? Ты едешь сам, мы тебя не тащим, мы только проводники. Пошли, пошли, дяденька, антивремя не ждет...

Там за изгибом дней
истины естество,
с той стороны видней,
с той стороны всего.
Здешние жуть и мрак
Там красота и свет.
Лишь догадайся, как
вывернуть да и нет.
Там бытия скрижаль,
звук твоего следа
может быть очень жаль
если бы навсегда.

А?... Пошли к черту, родные, сказал я, проснувшись. Вас нету и быть не может. Никакого торобоана. А эти прорицатели, пролезающие во все времена... Ну их к специалистам. Помрем - увидим...

Не раз замечал: при усталости речь начинает самоопережаться: “пяй чить” вместо “чай пить”. А среди детей особой чувствительные, эти бессознательные телепаты и ясновидцы, которых легче всех обмануть словами, но невозможно чувствами, - отличаются упорной склонностью читать и писать наоборот - торобоан... Одно время, мама рассказывала, и я был такой торобоанец, потом прошло...

Больше Юра ко мне никогда не заходил, при встречах не проявлял узнавания.

Прошло несколько лет. Я живу теперь в другом месте. А Юры нет. Бывшая соседка рассказала, что примерно за три недели до скоропостижной кончины (от чего - неизвестно) с ним произошло чудо: он вылечился. Разговаривал со всеми легко, приветливо, безо всякой зауми. Вполне трезво оценивал свое положение, обнаружил неплохую осведомленность в делах житейских, спрашивал, нет ли где спокойной работы, на которую его могли бы принять; трогательно предлагал старушкам помощь по дому.

Такое прощальное просветление в психиатрии, впрочем, не диковинка...