Пунктир Пастернака (продолжение)
начало см. здесь
Уже записав предыдущее, вспомнил еще один пастернаковский пунктир в своей жизни.
Удивляюсь, как мог не вспомнить сразу, ведь было это так близко по времени к встрече с Евгенией Пастернак.
...Да, и это воспоминание относится к любви, к Любови и любви...
В той же больнице Кащенко, в те же первые два года моей службы я познакомился и подружился с Любовью Юрьевной Висковской. Мы вместе работали в остром мужском отделении, которое в просторечии именовалось буйным. Любовь Юрьевна (далее Л.Ю.) была начинающим ординатором, как и я, хотя возрастом была старше. Это потому, что она очень поздно поступила в Медицинский Институт, а до того работала долгие годы, кажется, медсестрой. (Впрочем, относительно предыдущих ее профессий-занятий я могу и ошибаться).
Это была крупная, высокая, очень прямо держащаяся женщина с необычайно мягким, добрым лицом, в котором угадывалась аристократическая порода. Оно так и было. Ее мама была дочерью Николая Гучкова, московского головы (по нынешнему мэра) 1905 – 1913 годов. Вся семья подверглась репрессиям, отец из старинного дворянского рода был расстрелян в 1938 г., и только сама Л.Ю. каким-то чудом уцелела.
...Мы часто ходили вместе с Л.Ю. по палатам, вместе разговаривали с нашими пациентами. Такая парность имела две основные цели: во-первых, видеть пациентов «в четыре глаза», чтобы потом обмениваться пониманиями каждого случая. А во-вторых, из соображений безопасности, что было совсем не лишним, потому что пациенты в этом отделении были соответствующие, а санитаров для присмотра за всеми не хватало. Л.Ю., впрочем, никогда не боялась даже самых возбужденных, агрессивных и озверелых, общалась с ними удивительно легко и действовала на редкость умиротворяюще.
Из нее исходило излучение мощного материнского начала, в соединении с обаянием высокой духовности и интеллекта. Она была настоящим психиатром, врачом от Бога, хотя и с очень маленьким клиническим опытом, как и я, но с огромным душевным... Такому человеку хочется все рассказывать: о событиях жизни, о переживаниях, о любви, об обидах, о глупостях, о стыдных делах и мыслях... И мне тоже хотелось, и я рассказывал о своих... В двух-трех немногих словах она умела бросить ясный душевный свет на самое тяжкое, запутанное или дурацкое положение, на самые дикие бредни, в том числе и мои. И сама тоже легко и охотно, хотя и сдержанно, делилась своими переживаниями и жизненными обстоятельствами.
Постепенно рассказала мне о круге своих друзей и родных. Одним из ближайших ее друзей был великий пианист Святослав Рихтер. Первое время своей жизни в Москве он у нее квартировался, не имея своего жилья. Л.Ю. рассказывала, что Рихтер был необычайно энергичен, весел, эксцентричен, непредсказуем, вносил творческий дух буквально в каждую секунду жизни. Со смехом рассказала, что Слава (так она его называла) с юных лет коллекционирует мыло, и со временем ему стало уже некуда девать экземпляры своей коллекции, часть из них хранилась у нее дома в старых чемоданах. Показала однажды только что полученную открытку от него, с каких-то гастролей. Помню, начиналась она со слов: «ЛЮ, ЗДРАВСТВУЙ!» – написанных необычайно крупным, мощным почерком, как и все письмо, состоявшее из двух-трех фраз и подписи: «БАНТИК». Почерк этот поразительно соответствовал походке, жестам Рихтера и его игре, которую я имел счастье слышать неоднократно вживую.
Так вот, Пастернак... И Борис Леонидович был другом Л.Ю., просто другом, этим все сказано. Л.Ю. артистически изображала мне, как Пастернак ей звонил. Трубно-певучим голосом, каким-то полубаритоном-полутенором-полубасом, с очень большим диапазоном изменения высоты, почти как в опере, произносила за Пастернака целые монологи, начинавшиеся с расспросов о том, как она себя чувствует и кончавшиеся чтением стихов и литературно-философскими сентенциями самого разнообразного толка. Борис Леонидович был упоительным монологистом, роскошным нарциссом своего фантастического интеллекта. Сокрушительно-мягко, очаровательно-завоевательно, гипнотически-победительно завораживал своих слушателей мыслеполетными импровизациями, которые столь же внезапно начинались, сколь внезапно заканчивались, причем сопровождались самыми прочувствованными извинениями за отнятое время, за то, что потревожил и т.д.
А еще Любовь Юрьевна дружила с великим писателем Юрием Нагибиным и его тогдашней женой Беллой Ахмадулиной. Это рассказ отдельный, как-нибудь позже... Тем, кому это может быть интересно, можно обратиться к дневнику Нагибина.
Там можно найти и упоминания о Л.Ю., и штрихи к горестной истории ее любви, верности, женского одиночества и материнства...
~~~
Прокомментировать запись можно в
Живом Журнале
drlevi
(для зарегистрированных пользователей ЖЖ-сообщества)
Поделиться в социальных сетях
|
